Детство Люси

«Моя мама — сирота. Её младенцем оставили в корзине перед детским домом в Санкт-Петербурге субботним днём, поэтому и фамилия у нас Субботины. Часто выпускники детских домов не особо справляются со своими детьми и отдают их на воспитание в интернат. Так поступила и мама. Мои старшие брат и сестра жили в интернате. К сожалению, их ещё и разлучили — брат Юра отставал в развитии, поэтому его определили в специальный интернат. Позже, когда детям было по 11-12 лет, мама встретила моего отца. Забеременела мной, собирались пожениться, забрать старших детей из интерната и жить счастливо. Но не случилось — папа незадолго до свадьбы умер. И мама начала пить», — рассказывает Люся.

Люся в детском саду. Фото: из личного архива

Когда Люся родилась, старший брат Юра вернулся из интерната домой и как мог пытался помогать ей выжить. Хотя к жизни он совершенно был не приспособлен — из-за болезни не мог писать и считать, часто прятался под кроватью или в шкафу, если в комнате коммунальной квартиры становилось слишком шумно. Но Люся не оставалась одна.

«Дочка алкашки идёт!» — в детстве кричали ей вслед. Она не оборачивалась. Шла быстро, пока в спину ничего не прилетело. Добегала до школы — там казалось спокойнее. Много лет Люся деловито всем рассказывала, что мама занимается бизнесом, поэтому на собрание прийти не сможет. Приходил брат Юра. Училась Люся хорошо. Только по английскому тройка была. Учитель так ей и сказала: «Ты необучаема. С твоим “майонез Люся" (в оригинале «my name is» — прим. ред) не видать тебе четвёрки». Люся не спорила. Ей с трудом удавалось готовиться к занятиям: в комнате коммунальной квартиры всегда было много гостей — маминых собутыльников. Уроки Люся делала на чердаке, часто там и спала, подстелив одежду.

Люся с младшим сыном Веней. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

«Кровати и всю мебель мама продала сразу после моего рождения. Такая сильная у неё была алкогольная зависимость. Я с пяти лет продавала на Некрасовском рынке всё, что выдавали брату вместо зарплаты на заводе — куколок, пряники с шоколадом, импортный стиральный порошок, ещё и песни пела. Позже мы стали с братом собирать бутылки. Но таких, как мы, было очень много — настоящая бутылочная банда. У нас был целый квест — идти за человеком, у которого в руках бутылка с пивом, дождаться, когда он её поставит, и тут же схватить. За день мы зарабатывали на еду, даже в кино ходили с братом. Мы покупали билет и раз шесть смотрели один и тот же фильм, не выходя из кинотеатра. Зато тепло. Я до сих пор помню наизусть многие индийские фильмы. Я жила буквально ими.

Домой возвращаться не хотелось. Мы не могли войти в комнату, пока не достанем всё из карманов, чтобы дать маме денег на выпивку. Мы прятали деньги в носки, в дверные щели. Иногда мы просто приходили с продуктами и врали, что нам их кто-то дал, что мы их не купили».

Когда Люсе исполнилось 15, мама умерла. Люсю стали определять в детский дом, а это многие годы было её главной мечтой: «Там белые простыни, постель, вкусно кормят. Что такое постельное белье, я вообще не знала. Всё, что носила зимой, на том и спала». Но в детский дом Люся не могла пойти, кто-то должен был присматривать за братом. Несмотря на то, что ему было уже 27, из-за болезни он оставался ребёнком, не мог социализироваться.

Люся с Юрой и Веней. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

«Я пришла в храм и говорю: “Кто может меня удочерить? У меня брат больной, мне надо за ним ухаживать”. Все молчали. И вдруг семидесятилетняя бабуля с палочкой выходит и говорит: “Деточка, я возьму тебя к себе”», — вспоминает Люся.

В отделе образования бабушке отказали из-за возраста. Но она не сдалась — ходила по госучреждениям и помогла брату оформить опеку над Люсей. Конечно, пришлось снять с него инвалидность. Пенсии больше не было. «Бабушка сначала присматривала за нами, а потом исчезла. Она как ангел для меня до сих пор. Я вообще очень уважаю и люблю стариков. В них много мудрости и милосердия», — делится Люся.

Люся и Божья помощь

«Было время, когда я не вылезала из ночных клубов. Всё в моей жизни было — и красилась ярко, и документы подделывала, чтобы пускали в клуб, и алкоголь был. А в один день всё изменилось — вдруг посреди очередной вечеринки в клубе я подумала: “Я что в аду что ли?" И больше не приходила. Думаю, мне церковь в этом помогла. Я нашла там своё место и очень благодарна всем православным храмам. Хорошо бы люди узнавали больше о них. Мы же как, приходим в церковь, ставим свечку и уходим. А они очень крутые. Чего они только для людей не делают. Детей после службы в трапезной кормили. Это было так вкусно и так важно. Я стала регулярно ходить в церковь, пела там в хоре.

Люся. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

В воскресной школе нас учили: ты делаешь добро, и оно возвращается. Я и пришла в детский дом, чтобы проверить, правда ли это. После первого раза целый месяц не возвращалась. Испугалась, что не справлюсь. Через месяц я вернулась, а дети: “Люся пришла! Ура!" Оказывается, если ты приходишь в детский дом один раз, тебя всерьёз не воспринимают. Таких “на один раз" очень много. А если приходишь постоянно, дети начинают доверять. Днём я училась в Горном институте на геологоразведочном факультете, а по ночам работала в детском доме. Я вижу в этих детях сильный характер. С виду они бойкие, но на самом деле боятся доверять. В них есть дух отверженности. Они сначала мне говорили: “Да ты просто не знаешь нашего детства!" Тогда я их сажала и рассказывала о своём. Больше между нами вопросов не возникало».

В то время в Россию приезжали иностранцы, которые хотели усыновить детей. Люся с ними с трудом общалась — плохо знала английский. Но её упорство и жизнелюбие не оставили шансов незнанию языка. День за днём, слово за словом — Люся стала переводчиком: «Однажды едем в метро с иностранной группой, общаемся на английском, смеёмся. Чувствую на меня кто-то смотрит, оборачиваюсь, а там моя учительница по английскому. Та, которая говорила “майонез Люся". И глаза у неё такие огромные от удивления».

Люся в летнем лагере с воспитанниками детского дома. Фото: из личного архива

Позже Люся закончила факультет социальной педагогики и начала работать с выпускниками детских домов. Из 25 её первых воспитанников в детском доме только двое смогли устроиться в жизни. «Я не могла понять, почему так сложилось: кто-то попал в тюрьму, кто-то запил, погиб. Что с ними вообще происходит после детского дома? Я стала искать способ помочь выпускникам, чтобы они могли адаптироваться. Четыре года работала наставником в патронажной квартире, учила их элементарным вещам: делать покупки, готовить, оплачивать счета», — рассказывает Люся.

Представители американского фонда попросили Люсю поехать в Читу и организовать там такую же патронажную квартиру, как в Петербурге. Люся согласилась поехать всего на месяц, передать опыт, обучить команду, а в итоге осталась на пять лет.

Люся. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

«В Чите есть такой район “Школа 17”. Меня предупредили, чтобы я туда не ходила, — слишком опасно. Я сразу, конечно же, туда пошла. Мне навстречу идёт мальчик лет четырёх: “Тётенька, дайте поесть”. Нас учили, что просто накормить ребёнка недостаточно — надо разобраться с тем, почему он вообще ходит один и голодный. Я его накормила и говорю:

— Где твой дом? Давай тебя отведу.
— Я не хочу домой.

Стала звонить в приюты, мест нигде нет, переполнены. Уговорила его идти домой вместе со мной. Захожу, а там женщины, мужчины варят наркотики. Один из них разбил бутылку и пошёл на меня. Мальчик как закричит: “Тётенька, бегите!” Я побежала, а все мысли у меня только об этом мальчике. Я как будто в своё детство вернулась.

В общем, в Чите в итоге я стала курировать 200 семей. Работы было очень много. Но я вернулась оттуда с даром, о котором и не мечтала», — вспоминает Люся.

Люся и её дети

«У меня нет богатства, но я ни в чём не нуждаюсь. У богатого человека может не быть счастья, например. А у меня всё есть», — под «всё» Люся подразумевает свою семью. Она до сих пор неразлучна со своим старшим братом Юрой — как в детстве, продолжают помогать друг другу. Юра присматривает за племянниками пока Люся на работе. Обычный вопрос о детях заставляет её задуматься: «Вообще детей у меня очень много. Я выпускников детских домов, в которых работала, считаю своими. Они мне всегда могут позвонить, прийти домой. Я помогаю им всем, чем могу: и морально, и материально. Есть у меня Ирочка (имя изменено по просьбе героев — прим. ред) — по возрасту она больше годится мне в сёстры, но я люблю её как мама. Она жила в детском доме, хорошо училась и мечтала поступать на юридический, а в Чите такого факультета не было. Я оформила доверенность, и мы уехали с ней в Петербург. Ирочка уже закончила университет и работает. Живём до сих пор рядом и помогаем друг другу.

Люся с Антошей. Фото: из личного архива

Официально детей у меня двое — Антоша и Веня. Антоше сейчас 12. Он занимается музыкой и хорошо поёт. Его послал мне Бог тоже в Чите. Я тогда была ещё не замужем. И однажды ко мне в квартиру пришла бывшая воспитанница детского дома. У неё были схватки и прямо на моих глазах она родила. К родительству она была не готова, ушла, а я была не готова отдать Антошку в детский дом. Очень долго пришлось за него бороться. Но у меня всё получилось. Я от него ничего не скрываю и всегда говорю:

— Посмотрела на тебя и сразу влюбилась. Очень-очень сильно полюбила тебя.
— Мам, расскажи ещё раз, как ты в меня влюбилась. Вот так сразу?

И я по несколько раз ему эту историю рассказываю, а он слушает и улыбается.

Люся с Антошей. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

Веню мы с мужем ждали много лет. Врачи говорили: “Шансов нет". Мы тогда с мужем пошли в школу приёмных родителей. Закончили её, и к нам домой пришла комиссия проверять жилищные условия, насколько мы готовы принять ребёнка из детского дома. Всё одобрили и вдруг спрашивают у Антоши, ждёт ли он братика или сестричку. Антон долго не думал и сказал, что не ждёт никого — не хочет, чтобы разбрасывали его ноты по комнате и мешали заниматься. Специалисты порекомендовали обратиться к психологу. И как только с Антоном поработал психолог, я забеременела. Я поверить не могла. Четыре раза бегала за тестом, потом УЗИ сделала — точно! Когда мне делали кесарево, врач сказала: “Это настоящее чудо, Люся". Я с ней согласна. А Антоша теперь с радостью разбрасывает ноты вместе с младшим братом», — рассказывает Люся.

Люся с Веней. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

Люся — воспитатель в онкоотделении

Когда Люся вернулась из Читы с Ирочкой и маленьким Антошкой на руках, работы не было. «Я стала думать, как мне быть: и Антошку растить надо, и хоть какие-то деньги зарабатывать. Одна из моих выпускниц предложила мне вместо неё работать воспитателем в онкоотделении. Я всё знала про сирот, но не представляла, как работать в больнице. А потом очень полюбила это место», — делится Люся.

Рабочий день Люси начинается в 8.00. Но она приезжает на полчаса раньше, чтобы наполнить сундук храбрости. Помнит о каждом ребенке: этот любит «Мимимишек», другой — «Три кота». Она тщательно перебирает мешок с мелкими игрушками, чтобы под толщей пищащего яркого пластика найти «Мимимишку» с ноготок. Всё, чтобы трёхлетний Ваня улыбнулся после сдачи крови.

Люся с пациентом онкоцентра Тамирланом. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

Когда сундук наполнен, Люся разрешает себе кофе с творогом. Это единственный её перекус за день. Сразу после сдачи крови дети заполнят игровую.

«Люся, Люся, Люся!» — каждую минуту её кто-то зовет: мамы, папы, дети. Люся успевает для каждого найти нужные слова, поддержать. «Иногда дети просят меня пойти с ними сдавать кровь, подержать их за ручку. Я сама боюсь вида крови, но не показываю. Держу на коленях ребёнка, что-нибудь рассказываю, отвлекаю, а потом берёмся за руки и шагаем в игровую!»

Люся за минуту объясняет правила новой игры старшим детям, мешает карты из настольной игры так, будто работала крупье в казино. С младшими принимается играть в прятки. Игровая наполняется детским гомоном и смехом. Если закрыть глаза и не видеть инвалидных колясок и капельниц, невозможно догадаться, что это детское онкологическое отделение.

Люся в игровой комнате с пациентами онкоцентра. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

«Для меня самое важное — помочь ребёнку прожить этот конкретный день здорово. Чтобы он хоть немного напоминал отпуск или маленькое приключение. А ещё важно помочь мамам. Многие из них месяцами из больницы не выходят. Я могу побыть с детьми, чтобы мамы могли выдохнуть».

Дети в онкоотделении хором говорят: «Люсе примерно 25-26 лет, и она очень добрая». Люся скромно улыбается — она всегда согласна с детьми. На самом деле ей 40, но бывают люди без возраста — к ним не применишь временную шкалу. Люсю вообще никак не измерить. Шкал таких не придумали.

Люся в игровой комнате с пациенткой онкоцентра. Фото: Ольга Стриженкова для свет.дети

«Я когда-то дала обет Богу: обещаю делать добрые дела, если он мне будет давать, чем их делать. Так и вышло. Помогая другим, я приобретаю вдвое больше. Например, сундук храбрости в больнице не заканчивается от того, что я отдаю. Я не оставляю ничего на потом. Вчера привезли благотворители лизунов, сегодня всё раздала детям. И вот увидите, завтра нам снова привезут. А если стану беречь, откладывать, может, чудеса и закончатся».

Поддержите проект «Улыбанда», чтобы в детских онкоотделениях никогда не заканчивались чудеса.

Текст: Юлия Говоруха
30.03.2023