— Вот Ванк Панк! Он всегда со мной, — и малышка подбрасывает к потолку игрушечное мохнатое существо с огромными зубами, — он добрый!
Ванк Панк согласен, он добрый. Для Ульяши он вообще на всё согласен, лишь бы его четырёхлетняя хозяйка выздоровела. Чтобы у неё снова выросли волосы — пусть не такие оранжевые, как у него, но живые и мягкие. Чтобы щёки снова стали румяными, а на теле было как можно меньше следов от уколов. Чтобы ветер с берегов Волги дул ей прямо в лицо, а не в маску, которой оно закрыто, — с таким иммунитетом любая инфекция опасна.
Ванк Панк покорно укладывается рядом с Ульяшей, пока она засыпает под наркозом. Потом его тихонько забирают, и он ждёт девочку снаружи, пока её тело заключено в коконе томографа. Как ему хотелось бы, чтобы из этого кокона выползла бы не бледнокожая гусеничка, а вылетела яркая девочка-бабочка, весёлая и счастливая. Если бы у него было сердце, он отдал бы его ради Ульяны.
Здесь, в МИБСе, девочку все знают — она уже девятый раз приехала на МРТ из своего Ярославля. Мама Эльвира, пока дочка на исследовании, ходит гулять, как она говорит. Только на лбу у неё проступают капельки пота — страшное напряжение, в котором пребывает любая мать, когда ребёнок так тяжело болен.
Удивительно, как Ульяна не боится «страшного» томографа, который издаёт не самые мелодичные на свете звуки! Но раз мама сказала, что этот аппарат помогает выздороветь, значит — бояться нечего. А раз бояться нечего, то можно и поболтать, пока не началась процедура.
— А я была на Дне города в Ярославле! Мы гуляли по набережным и красивым улицам! Было очень тепло, даже жарко, все вокруг были нарядные и весёлые, шарики воздушные летали, музыка играла! А ещё у меня есть сестра Саша! Я её люблю! Она большая, сейчас в первый класс пойдёт. Раньше она жила у бабушки в Тюмени, это далеко-далеко, туда даже на самолёте далеко, мы встречались редко, а теперь живём вместе! Ещё у меня тут в больнице уже подружка есть. И игрушки есть, но Ванк Панк — самый главный.
Болтая, Ульяна постоянно смотрит на маму. Ведь самое главное — что она тут, рядом, всегда спокойная, утешит, она знает, что плохое пройдёт, а хорошее останется.
После наркоза Ульяша немножко плачет, капризничает, что неудивительно — многие взрослые люди возвращаются в сознание с трудом. Без наркоза проводить МРТ ребёнку не получится — исследование длится долго, шевелиться при этом нельзя, а если вдруг станет страшно, что тебя замуровали, как мумию, или ухо зачешется?
Ванк Панк замер. Он не знает, что показал этот большой, такой непонятный для его игрушечного ума аппарат. Что в его жужжании и странных, космических звуках — тревога? Надежда? Не знает пока и мама Эльвира.
Ванк Панк, ты слышишь? Твоя маленькая хозяйка будет здорова. И ты, счастливое оранжевое чудище, станешь свидетелем чуда — возвращения ребёнка к обычной, но такой выстраданной детской жизни, с играми, шалостями, учёбой, познанием мира, с семьёй, друзьями. Со всем тем, что должно быть у каждого ребёнка на свете.
Когда уже готова расшифровка сканов, Эльвира судорожно вздыхает: нет-нет, всё хорошо, всё идёт по плану, снова химиотерапия полмесяца, а потом можно ехать домой — до следующего обследования в октябре, это будет уже в Москве. Всё хорошо. Просто горло перехватило...
— Вас интересует, почему в системе ОМС не могут выполнить МРТ, как у нас? У нас исследование проводится в режиме нейро, либо на трёхтесловом магнитно-резонансном томографе, либо на специально подготовленном томографе, в котором есть особый комплекс с протоколами, которые позволяют выполнить толщину срезов 1 миллиметр, в отношении спинного мозга — 1-2 миллиметра. А на стандартном протоколе исследования такую толщину срезов выполнить невозможно. Именно подобная визуализация позволяет оценить структуру головного мозга, где мы можем выявить мельчайший опухолевый фрагмент. Благодаря подобным режимам у нас появляется возможность отдифференцировать сосудистые компоненты спинного мозга от опухолевых.
Подобное исследование длительное, одна зона занимает от 35 до 45 минут. В то же время система ОМС — это чёткое диагностическое МРТ в стандартном режиме, не прописывающее протокол, но прописывающее время — 15 минут. Соответственно, мы не можем выполнить исследование даже одной зоны за подобное отведённое время. Есть сложности с кадрами, не так много специалистов, кто способен грамотно интерпретировать подобные сканы. Для нас, врачей, это информация, которая позволяет не пропускать онкологический процесс. А когда у нас идёт, например, исследование толщиной среза 5 миллиметров — извините, там можно слона спрятать, пропустить рецидив и загубить ребёнка.
Каждый год фонд оплачивает детям 30 МРТ. В одном случае это помогает поставить диагноз или скорректировать лечение, в другом — не пропустить только зарождающийся опухолевый процесс. А иногда результат очередного МРТ дарит надежду на полное выздоровление. Поддержите проект пусть небольшой, но ежемесячной суммой. Это поможет десяткам детей.